Король и Император - Страница 24

– Он никогда ничему не радуется, – шепнул позже Ордлав своим помощникам. – Старается все предусмотреть наперед. Если хотите знать мое мнение, это никому не принесет добра.

Но Ордлав ошибался. Шеф радовался каждой мелочи, когда в конце концов, стоя на платформе кормовой катапульты, увидел удаляющийся берег Англии и услышал устрашающие рвотные звуки, издаваемые послом халифа и его людьми, снова обреченными на атлантическую качку. Его взгляд отметил, как искусно его двенадцать кораблей – семь с катапультами и пять разведывательных кораблей викингов – выстроились в подобие журавлиного клина размахом в пять миль, так, чтобы не упускать друг друга из виду и в то же время просматривать горизонт как можно дальше. Он одобрительно кивнул, увидев новые «вороньи гнезда» на вершине каждой мачты. Он был бы рад увидеть в каждом из них впередсмотрящего с подзорной трубой, вроде той, что показывали арабы, но до сих пор секрет ее изготовления не был раскрыт. В данный момент жрецы Пути трудились в Доме Мудрости, плавили стекло, придавали ему различные формы, пытаясь проникнуть в секрет тем же способом, который применяли при усовершенствовании стали и оружия: не с помощью логики, а последовательно перебирая возможные варианты. Тот, у кого получится, сможет сам назначить себе награду.

Но, между прочим, на новых кораблях был даже каменный очаг, защищенный от ветра и дождя! Ноздри Шефа улавливали запах густой похлебки с колбасой, и он вспомнил, какие ему доводилось испытывать муки голода. Ведь все говорят, повторил он себе, что бедность не входит в число добродетелей. Возможно, добродетели помогают переносить бедность, но она никого не делает лучше.

Его приятные размышления были внезапно прерваны суматохой на форкасле, передней боевой платформе: оттуда послышались возбужденные голоса мужчин и перекрывающий их визг, невозможный в море визг женщины. И притом, судя по звуку, женщины негодующей. Шеф торопливо пробрался к борту и зашагал вдоль длинной семидесятифутовой палубы.

Это действительно оказалась женщина, однако в первый момент Шефа больше поразил вид его друга детства, лекаря Ханда, который набычился против шкипера Ордлава и всем телом его отталкивал. Ханд был одним из самых слабых, такой миролюбивый и кроткий, что просто невыносимо. С трудом верилось, что он теснит грузного Ордлава.

Но еще более странно выглядела сама женщина. Шеф сразу заметил ее каштановые волосы и сверкающие голубые глаза – при этом какие-то воспоминания шевельнулись в его мозгу, – но потом он уже не видел ничего, кроме ее одежды.

Медленно до мозга доходило то, что уже отметил взгляд. Ее одеяние определенно было копией одежд жрецов Пути. Белоснежная, многократно отбеленная шерстяная ткань. На шее амулет, но не из тех, которые легко опознать. Не яблоко лекарей и не молот кузнецов. Лыжи бога Улла? Нет, перо, грубо сделанное, но узнаваемое перо птицы. А вокруг талии у женщины висела низка священных ягод рябины.

Шеф обнаружил, что рядом с ним стоит Торвин. И еще он понял, что крик и возня затихли, прерванные его появлением и его пристальным взглядом.

– Она с тобой? – с изумлением спросил король у Торвина. – У вас теперь есть жрицы?

– Не со мной, – был угрюмый ответ. – Она не имеет права носить наши амулеты и одежду. Их надо снять с нее, платье и все прочее.

– А что потом?

– А потом за борт ее, – вмешался Ордлав. – Слыханное ли это дело – женщина на борту корабля? – Он тут же спохватился: – Я хотел сказать, носящая прялку.

Шеф хорошо знал, что среди его моряков, даже среди англичан вроде Ордлава, которые оставались христианами, распространен особый табуированный жаргон, haf– слова. Викинг Бранд и его люди непоколебимо стояли на том, что упоминание в море о таких непотребных существах, как женщины, кошки и христианские священники, – верный способ накликать беду, и хуже этого может быть только путешествие на одном с ними корабле. Также нельзя было запросто называть составные части своего корабля, для них имелись особые ритуальные названия. Об этом и вспомнил Ордлав. Но все соображения Шефа снова улетучились, едва он присмотрелся к стоящей напротив женщине. Он рассеянно отодвинул рвущегося на защиту Ханда, чтобы без помех окинуть ее взглядом.

– Я видел тебя раньше, – отметил Шеф. – Ты меня ударила. Ты расквасила мне нос. Теперь я вспомнил. Это было под Бредриксвордом, в лагере… в лагере могучего воина. Ты была в палатке, которую я разрезал, в палатке… – Шеф запнулся. Он не помнил правил Бранда на этот счет, но что-то ему подсказывало, что имя Ивара Бескостного может ничуть не хуже, чем женщины и кошки, разъярить и накликать морских ведьм богини Ран, богини глубин. – В палатке бледного человека, – наконец выкрутился он.

Она кивнула.

– Я тоже тебя помню. У тебя тогда было два глаза. Ты разрезал палатку, чтобы вытащить английскую девушку, но перепутал меня с нею. Я тебя ударила, и ты меня отпустил. – Шеф услышал, что по-английски она говорит с норвежским акцентом, таким же заметным, как у Бранда. Но акцент ее несколько другой и не похож на акцент многих приверженцев Пути, говорящих на смеси английского и норвежского. Она датчанка. Похоже, чистокровная датчанка. Откуда она взялась?

– Я провел ее на борт, – заявил Ханд, которому наконец-то удалось привлечь к себе внимание. – Я спрятал ее под палубой. Шеф, ты был учеником Торвина, я был учеником Ингульфа. А Свандис – моя ученица. Я прошу тебя защитить ее, как Торвин защищал тебя, когда псы Ивара хотели тебя убить.

– Если она твоя ученица, почему она не носит яблоко Идуны, знак лекарей? – спросил Шеф.